В отличие от многих актеров, моя судьба не была определена с детства. Я рос в трущобах Голливуда и думал про себя, что вырасту сумасшедшим.
Несмотря на то что я родился в Голливуде, до 13 лет
я всерьез полагал, что быть актером — это что-то сродни масонству,
что-то, что заложено в крови и передается только через гены. Мне
почему-то даже не приходило в голову, что можно просто нанять агента
и отправиться на пробы.
Не люблю школу: там заставляют сосредотачиваться на том, чего ты не хочешь знать.
В школе на меня мало кто обращал внимание.
По крайней мере до тех пор, пока от нечего делать я не начал изображать
из себя безмозглого идиота с перебитой рукой.
Первый поцелуй был самым отвратительным ощущением
в моей жизни. Эта девчонка умудрилась пустить мне в рот столько слюны,
что потом, когда это все, слава богу, закончилось, я шел и плевался,
наверное, пару кварталов.
Я не гей.
Думаю, меня сложно назвать упорным человеком,
но факты говорят обратное. В тот год, когда мне исполнилось пятнадцать
лет, я сходил, наверное, на 160 разных прослушиваний и проб, однако
не получил ни одной роли.
Мне всегда нравилось отношение моей матери к моему
успеху. Помню, что когда я вдруг сделался знаменитым, она каждое утро
приходила в мою комнату и говорила: «Выкатывайся из кровати, делай
зарядку и прекрати лениться, маленький сонный червяк!»
Радость от славы проходит довольно быстро
и ты понимаешь, что главная награда не в том, что тебя вдруг стала
узнавать на улице каждая моль, а то, что твои фильмы останутся после
твоей смерти.
Куда бы я ни пошел сегодня, люди всюду будут
пялиться на меня, выкатив глаза. До сих пор не могу понять, таким
образом они показывают, что узнают меня или им просто кажется, что
я одет, как пидор.
Не думаю, что следует ненавидеть папарацци. Конечно,
это вторжение в личную жизнь. Но если меня от чего-то по-настоящему
тошнит в голливудских звездах, так это от того, что они могут часами
говорить о том, как ненавидят папарацци, однако всегда радуются, когда
на фотографиях в желтых журналах они вдруг получаются красавцами
с пышной гривой.
Подозреваю, что это довольно трудно — быть одиноким.
Мне нравятся самые обычные бабы — те, которых каждый
день видишь на улице: студентки, официантки, типа того. Очень часто
я показываюсь на вечеринке с какой-нибудь девушкой, с которой меня
не связывает ничего, кроме простой дружбы. Мне кажется, это очень
простая мысль, но я не могу ее ни до кого донести: если ты идешь
с девушкой в кино, это не значит, что ты непременно хочешь ее трахнуть.
То, что я иногда показываюсь на вечеринках с друзьями мужского пола, вовсе не означает, что я гей или подумываю о том, чтобы им стать.
Больше всего на свете мне хочется стать
безответственным придурком, какими являются многие из моих друзей.
Но когда я думаю о последствиях такого поведения, я понимаю, что вряд ли
могу себе это позволить.
Последнее, чего бы я хотел — это превратиться в типичного жирного голливудского ублюдка при деньгах. Я рос нищим, и по-настоящему был счастлив именно тогда.
Я долго размышлял над тем, получится ли у меня
сыграть Ромео. Но потом я увидел Киану Ривза в фильме «Много шума
из ничего», и решил, что если уж он смог сыграть в шекспировском фильме,
то мне вообще не о чем беспокоиться.
Каждый раз, когда мне предлагают роль, я вспоминаю
Ривера Феникса (американский актер, которого ДиКаприо заменил в фильме
«Дневник баскетболиста», после того, как тот скончался в возрасте 23 лет
от передозировки наркотиков. — Esquire).
Никогда не стану никого отговаривать от наркотиков.
Если ты несколько раз подряд говоришь человеку «нет», ты только
подталкиваешь его ближе и ближе.
Если бы меня спросили, с кем бы я хотел поговорить
из тех, кто уже мертв, я бы сказал: с Орсоном Уэллсом в тот момент,
когда он делал «Гражданина Кейна». Но журналисты никогда не задают таких
вопросов.
Мне кажется, что главная проблема Америки в том, что
она пытается устанавливать свои порядки в тех странах, про которые она
абсолютно ничего не знает.
Более 90 процентов того, что я читал о себе в разных
журналах, было страшными мутировавшими версиями, раздутыми
из засоривших интернет-слухов. Например, то, что я гей.
Меня трудно удивить. Самая поразительная штука,
которую я видел, произошла в Африке. Два молодых льва давились мертвой
антилопой гну. А потом из буша показались мелкие львята. И тогда старшие
львы расступились, давая мелочи подобраться к лучшим кускам. И все
вместе они облепили тушу, как муравьи, которые нашли выплюнутую кем-то
карамель.
Мне хочется думать, что у документального фильма нет режиссера, потому что его режиссер — Бог.
Африка — это одно из последних мест, где мне до сих пор удается сохранять анонимность.
Самое удивительное, что о проблемах Африки
я задумался не после просмотра новостей, а после песен Кани Уэста
(американский деятель хип-хопа. — Esquire).
После фильма «Кровавый алмаз» (фильм 2006 года
с участием ДиКаприо, рассказывающий о бриллиантовом бизнесе на фоне
войны в Сьерра-Леоне. — Esquire) я стал осторожно относиться
к бриллиантам. Я плохо помню, когда покупал их в последний раз. Скорее
всего, я покупал их для своей матери, потому что она единственный
человек, кому я мог бы купить бриллиант. Но тогда, к сожалению, мне
не пришло в голову узнать перед покупкой, какова история этого камня.
Я довольно много времени провел в Африке и увидел,
с какими проблемами там сталкиваются люди. После этого, когда я вернулся
домой, я понял, что больше не желаю слышать ни об одной проблеме,
которая беспокоит людей моего круга.
Не понимаю, почему я не могу позволить себе заводить
друзей мужского пола без того, чтобы не поползли слухи, что
я потрахиваю кого-то в задницу.
Слава — это как универсальный пропуск: куда хочешь, туда и идешь.
Важно помнить: всякий раз, когда ты покупаешь что-то, ты на сто процентов поддерживаешь политику той компании, которая произвела эту вещь.
Мне кажется, самой большой проблемой на сегодня является проблема того, как заставить людей потреблять меньше.
Я стараюсь бережно относиться к окружающему миру.
У меня солнечные батареи на крыше. У меня гибридная тачка — «тойота
приус», которая выбрасывает на 75 процентов меньше углекислого газа, чем
обычная машина. Такие же тачки я купил матери, отцу и его новой жене.
Но я знаю, что этого недостаточно. Например, у меня нет компостной ямы.
Забота об окружающей среде не всегда сводится
к тому, что, приходя в гости к кому-то, вы начинаете бродить
по комнатам, где никого нет и выключать горящий там свет. Но начать
можно и с этого.
По-моем, в детстве я мечтал стать биологом, хотя в газетах этого не напишут.
Если бы я верил всему тому мусору, что пишут про
меня, я бы, наверное, уже был бы на больничной койке, а вокруг
кружились бы озабоченные психиатры. Самое удивительное, что обо мне
говорят — будто бы я пидор. Но я же не пидор.
Я не хочу рассказывать о том, насколько я был
счастлив, что мне довелось работать со Скорсезе. Что бы я ни сказал
по этому поводу, это будет выглядеть как дурацкое журналистское клише.
Однажды на съемках мы сидели с чуваками посередине
пустыни, и должна была идти моя сцена, но солнце садилось слишком
быстро, и мы не успевали, а позади стояли джипы, забитые оборудованием,
и ждали нас, а в небе кружили вертолеты. Я помню, что именно в этот
момент мне пришла в голову какая-то отличная штука, но я до сих пор
не могу вспомнить, какая.
Мне нравится, когда люди говорят: «Отлично, давай это снимем».
Не так давно кинематографу исполнилось сто лет. Но,
если вдуматься, за эти сто лет в кино не было сделано и сотой части
того, что могло бы быть сделано.
Я не понимаю, почему сегодня так мало людей снимают
кино. Ведь сейчас любой может купить цифровую камеру и устроить
съемочный павильон в гараже.
Если ты делаешь фильм только для того, чтобы что-то втолковать миру, не пытаясь попутно его развлечь, — это будет пустая трата времени.
У меня нет никаких политических устремлений, и меня до смерти пугают люди, у которых они есть.
Не так давно мне исполнилось 30, и я понял, что
в современном мире — это именно тот возраст, когда ты, с одной стороны,
понимаешь, что ты уже по-настоящему взрослый, а с другой — тебе еще
по-прежнему хочется валять дурака.
В целом, мне нравится, как устроен мир.
У меня не так много страхов: акулы, пришельцы и глобальное потепление.
Не понимаю, почему всем так хочется выставить меня геем.
Всегда стремись к правде.