Существует письмо
Петра Ильича Чайковского, в котором он рассказывает брату о том, как
возникла у него мысль создать оперу на сюжет «Онегина». Это было в мае
1877 года, Чайковский навестил давнишнюю свою знакомую — певицу Е. А.
Лавровскую. За чаем зашла речь об оперных либретто, и муж Лавровской,
завладев разговором, начал предлагать композитору сюжеты один другого
нелепее. Чайковский слушал его, с трудом скрывая раздражение; Елизавета
Андреевна Лавровская, добродушно улыбаясь, молчала. Потом вдруг
тихонько сказала: «А что бы взять «Евгения Онегина»?»
Мысль превратить
пушкинский роман в оперу показалась Чайковскому такой дикой, что он
ничего не ответил. Но позднее, уйдя от Лавровской, он между дел
вспомнил об «Онегине», задумался и вдруг кинулся к букинисту
разыскивать томик Пушкина. Дома он с восторгом перечитал давно знакомые
и любимые главы и провел бессонную ночь, сочиняя сценарий будущей
оперы. На следующий же день он поехал к приятелю К. С. Шиловскому,
актеру Малого театра, любителю-художнику, скульптору, музыканту и
стихотворцу, и уговорил его немедленно писать либретто.
«...Я влюблен в образ Татьяны, я очарован стихами Пушкина и пишу на них
музыку... потому, что меня к этому тянет», — сообщал Петр Ильич брату.
Опера продвигалась быстро. В июне был готов уже весь первый акт, П.
Чайковский принялся за второй.
Этой одержимости работой не смогли помешать ни тяжелое душевное
потрясение, вызванное неудачной женитьбой композитора, ни связанная с
этим потрясением длительная болезнь и спешный отъезд за границу, где
Чайковский пробыл целый год. Едва оправившись от пережитого и вновь
получив возможность писать, он с прежней энергией принимается за оперу
и заканчивает ее в поразительно короткий срок — в ноябре 1878 года
партитура была готова. Чайковскому нужен был именно такой сюжет,
который он нашел в «Онегине», то есть сюжет русский, но рисующий жизнь,
отделенную от современности не столетиями, а десятилетиями, сюжет
интимный, лишенный внешних эффектов, но с гениальной прозорливостью
раскрывающий психологию русского общества. Думается, что если бы не
подсказ Лавровской, видимо, хорошо понимавшей особенности дарования и
направленность творчества Чайковского, композитор раньше или позднее,
но сам пришел бы к этому вдохновенному произведению.
Воплотить многообразное содержание романа в рамках оперного спектакля
Чайковский не пытался. Он принял иное решение: мысли о судьбе русской
женщины помогли ему выделить в пушкинском замысле то, что больше всего,
по словам композитора, просилось на музыку, — драму человеческих
отношений, сложную диалектику любви, превратившей робкую мечтательную
девочку в сильную духом женщину и заставившей опустошенного, во всем
изверившегося человека пережить муки запоздалого чувства.
Заветной мечтой композитора было увидеть свое детище на сцене, однако
она казалась ему неосуществимой. Во-первых, думал он, такую оперу ни
один театр не примет, во-вторых, самая мысль о том, что «Онегин»
попадет на императорскую сцену с ее казенщиной и рутинной пышностью
вызывала отвращение. Он не мог вообразить себе Татьяну, Ленского,
Онегина в исполнении стареющих примадонн и премьеров, с их заученными
жестами и нарочито эффектной манерой игры, не мог поверить, чтобы они,
привыкшие к итальянским фиоритурам, смогли исполнить простую,
человечную и искреннюю музыку — подлинно русскую в своем скромном
звучании. В глубине души он лелеял иной план и решился предложить свое
произведение директору консерватории Николаю Рубинштейну, для
постановки в выпускном студенческом спектакле.
Чайковский с радостью готов был доверить судьбу своей оперы молодежи.
Ее непосредственность и молодая восприимчивость должны были с лихвой
возместить отсутствие опыта. А Рубинштейну как интерпретатору своих
произведений он верил беспредельно, хотя и боялся его безапелляционных
и часто неприязненных суждений.
И действительно, когда консерваторские друзья собрались слушать
«Онегина» (это происходило в квартире Н. Рубинштейна; С. И. Танеев
проигрывал картину за картиной на фортепьяно, в то время как все
остальные внимательно следили по нотам), впечатление опера произвела
необычайное! И первым был покорен Рубинштейн; таким образом, вопрос о
постановке «Онегина» в ученическом спектакле был решен тут же.
Правда, ни педагоги, ни студенты консерватории не могли предвидеть, с
какими сложностями они столкнутся при осуществлении замысла Чайковского.
Трудности были настолько велики, что при всем желании студентов оперу
не удалось подготовить к ближайшему весеннему спектаклю 1878 года.
Премьера состоялась 17 марта 1879 года.
Слухи об «Онегине», видимо, возбудили в Москве интерес, так как
зрительный зал Малого театра, где проходил спектакль, был переполнен; в
некоторых ложах люди не сидели, а стояли сплошной стеной. Внешне все прошло благополучно: хоровые номера получили всеобщее
признание, и их несколько раз повторяли. Много раз вызывали
композитора, вызывали и отдельных исполнителен; но, в сущности,
Чайковский был разочарован — он так и не понял, понравилась опера или
нет. Ему казалось, что на репетиции «Онегин» шел бесконечно лучше, чем
на спектакле.
Отзывы печати были очень противоречивы и наивны. Критики главным
образом обращали внимание на мелочи и, видимо, не имели настоящего
суждения ни о музыке, ни о жанре оперы, и только Ларош написал
необычайно проникновенную рецензию.
Создавая лирическую драму (композитор скромно назвал свое сочинение
«лирическими сценами»), Чайковский не стал на путь подражания Западу.
Никто до него с такой серьезностью не раскрывал этических проблем,
возникавших в современном обществе, никто не создавал таких
своеобразно-сложных характеров и отношений. И это при полном отсутствии
всего того, что, казалось бы, является необходимым атрибутом оперы, —
занимательного действия, тугой драматической «пружины», определяющей
ход событий.
Ограничившись драматическим столкновением главных действующих лиц,
Чайковский в проведении своего замысла оказался на редкость
последователен: он отверг все, что не имело непосредственного отношения
к основному конфликту, не соблазнился даже такими колоритными сценами,
которые специально, казалось, были созданы поэтом в расчете на
музыкальное воплощение, — фантастической сценой сна Татьяны, гаданьем и
подблюдными песнями девушек или острой бытовой картиной дебюта Татьяны
на московском балу.
Эта целеустремленность ставит «Онегина» несколько особняком в ряду опер
лирического жанра; в то же время вряд ли к какой другой опере можно
было с большим правом применить обозначение «лирическая драма».
Конечно, подлинной опорой для композитора в его замысле оказалась
поэзия Пушкина. Поразительная жизненность обрисовки героев и
окружающего их мира, несомненно, помогла композитору встать на путь
углубления лирической драмы.
В бессмертных пушкинских образах Чайковский выделил и как бы высветлил
черты, придавшие им необходимую сценическую четкость и законченность.
Это были черты, особенно близкие его современникам. Так он подчеркнул в Татьяне не девичью робость и мечтательность, а
душевную энергию, жажду деятельности жизни ' и любви, неискоренимую
веру в благородство человеческого сердца. Свойства эти, впервые
проявившиеся в пушкинской Татьяне, в ту пору еще отчетливее проступили
в героинях Тургенева, Некрасова. Толстого. Чайковский с гордостью
узнавал их и в своих современницах — рядовых девушках 70-х годов,
готовых идти на любые жертвы, лишь бы жизнь их не прошла бесплодно.
Вот такой стремительной, словно внезапно прозревшей, увидел он Татьяну
в сцене письма, когда она в счастливом смятении спешит излить
обуревающие ее чувства. Пушкинский текст давал возможность раскрыть
этот образ во всей полноте, не изменяя, а только акцентируя то, что
было намечено в характеристике поэта. Ведь и у Пушкина Татьяна одарена
Воображением мятежным,
Умом и волею живой.
своенравной головой,
сердцем пламенным и нежным.
Эти самобытные, волевые черты Чайковский стремился сгустить, превращая
роман в сценарий оперы. Может быть, поэтому его Татьяна уже в первых
сценах кажется несколько старше пушкинской, ее представления о жизни —
более определенными. Это не девочка, по выражению Белинского, еще
«немотствующая», а юная девушка в расцвете душевных сил. Такой
предстает она не только в патетической сцене письма, но и в немногих
добавлениях, которые решился внести Чайковский в последующие картины,
например в ожидание встречи с Онегиным в саду. Почти детский страх,
обуявший пушкинскую героиню, сменяется здесь раздумьем взрослого
человека, предчувствием горя («Ах, для чего, стенанью вняв души
больной... ему письмо я написала!»).
Ту же благородную пылкость души подчеркнул Чайковский в Ленском,
противопоставив ее неверию и опустошенности Онегина. Однако придать
этому образу сценическую законченность было делом более сложным: юный
поэт, мечтатель, идеалист, влюбленный в скромную деревенскую барышню и
погибший на дуэли из-за глупой ревнивой ссоры, — такую роль можно было
истолковать либо патетично и сентиментально, либо же придать этой
юношеской экзальтации чуть шутливый оттенок. Не случайно Пушкин, любя
своего героя, все же слегка иронизирует над ним. Но подобная
двойственность обрисовки, очаровательная в романе, в опере была бы
неуместной, слишком подчеркнутой, и Чайковский отбросил иронию. Ведущей
чертой сценического облика Ленского оказалась непосредственность и в то
же время значительность всех его душевных движений, та юношеская
потребность добра и красоты, которой Пушкин дал чудесное по краткости
определение:
Всегда возвышенные чувства, Порывы девственной мечты И прелесть важной простоты.
Да, оперный Ленский очень прост, открыт, но менее всего простодушен. В
горячности, с которой он выступает на ларинском балу в защиту своей
любви, Чайковский видит не мальчишескую ревность, а скорее
непримиримость, свойственную русскому юношеству в отстаивании своих
идеалов. Отсюда гневный выкрик Ленского в адрес бывшего друга («Вы
бесчестный соблазнитель!») и его горестная отповедь Ольге («В вашем
доме»). Он, так долго находившийся под обаянием изысканного ума
Онегина, отвергает и этот ум, и высокомерие, и скептицизм, разрушающие
святость высоких чувств.
Такой Ленский не дает права зрителю размышлять о том, мог ли бы он
действительно стать поэтом и проявлять всю силу души, ума и таланта,
или правомерен был бы другой удел: пережив пору юношеских мечтаний, он
применился бы к обыденной действительности. Пушкин оставил этот вопрос
открытым. Чайковский ответил на него, во весь рост показав вдохновенный
образ юноши-поэта в сцене дуэли. Не случайно ария «Куда, куда, куда вы
удалились» стала одной из самых любимых и значительных в мировой
литературе — Чайковский углубил в ней поэтически-философское содержание
предсмертной элегии Ленского; он прочел ее без снисходительной усмешки
над романтическими иллюзиями, которая ощущается в интонации Пушкина:
Ленский предчувствует близкий конец, по мысль о гибели отступает перед
пламенным утверждением вечной силы любви. Так образ Ленского получил в
сцене дуэли полную завершенность: герой Чайковского умирает, защищая
неприкосновенность своих этических взглядов и принципов.
Но как бы ни пленяли Чайковского возвышенные образы Татьяны и Ленского,
Онегин притягивал его не меньше. Этот сложный противоречивый характер
имел столь же глубокие корни и в русской жизни и в русской литературе.
Дух отрицания, свойственный пушкинскому герою, был присущ Печорину,
Демону, тургеневскому Базарову. Чем дальше, тем очевиднее становилось,
что прототип их, Онегин, — меньше всего пресыщенный светский
соблазнитель. Чайковский увидел в нем человека, истерзанного пустотой и
противоречиями окружавшей его жизни, утратившего веру в собственные
силы и в то же время жадно мечтающего о возвращении этой веры. Его
привлек точный, аналитический ум героя в сочетании с твердостью
характера, прямота его суждений, нелицеприятных по отношению к себе и
другим, высокая требовательность к жизни. За внешней холодностью
Онегина Чайковский угадал скрытый темперамент, за светской иронией —
душевные богатства, скованные вследствие глубокого разлада со средой.
Сколько подобных людей мельчало и задыхалось в обстановке бездействия,
характерной для дворянства России! И как часто мучительная
неудовлетворенность собой и окружающим миром приводила их к внезапному
взрыву, к страстному возмущению против бесплодно прожитой жизни!
Чайковский сам в юности испытал нечто похожее, когда после нескольких
лет свитской жизни, внезапно, как в спасительную стихию, окунулся в
музыкальную учебу в консерватории.
Пушкинский образ был выписан с такой точностью мотивировок, такой
тонкостью деталей, мысли, речи, поведения, что Чайковскому, пожалуй,
легче было оставить его в неприкосновенности, чем все другие. Однако и
в трактовку Онегина он внес свое сценическое истолкование: мягкими
осторожными мазками стремился он подчеркнуть те живые чувства, которые
Онегин держит под спудом, тем самым, сгладив внешнее впечатление его
чопорности или сухости. Исходным пунктом стала для него сцена, в
которой герой объясняет смятенной Татьяне, почему он не может принять
ее любовь («Когда бы жизнь домашним кругом»). В словах Онегина
Чайковский не увидел высокомерия — скорее дружескую заботу о девушке,
нежность, вызванную ее письмом, горечь при мысли о впустую растраченных
собственных силах. Поэтов таким естественным оказался переход героя в
последних картинах оперы к бурному чувству влюбленности.
Он до конца искренен, когда без оглядки отдается своей любви, когда
умоляет Татьяну бросить «постылый свет» и бежать с ним. Пусть пламенный
порыв его не нашел и не мог найти ответа — это позднее «пробуждение»
Онегина композитор рассматривал как живительный кризис, охвативший его
героя. В заключительных сценах перед слушателем должен был предстать
именно тот человек, незаурядность л глубину натуры которого сумела с
первой встречи оценить Татьяна.
Поэтому Чайковский счел себя вправе не только вложить в уста Онегина
вдохновенные пушкинские слова, относившиеся к любви Татьяны и уже
использованные композитором в сцене письма («Увы, сомненья нет»), но и
придать иную мотивировку драматической развязке взаимоотношений героев.
Чайковский осмелился видоизменить ситуацию, начертанную Пушкиным: в
романе мужем Татьяны является титулованное ничтожество, в опере — это
благородный, сильный и независимый человек, ставший ей подлинной опорой
и другом. Не светские условности и не религия встают преградой между
княгиней Греминой и Онегиным, а глубокое нравственное чувство, не
позволяющее Татьяне пожертвовать счастьем близкого ей человека.
Неожиданное изменение судьбы героини казалось композитору
психологически оправданным и потому необходимым. Татьяна Чайковского —
Татьяна 70-х годов — не могла бы так пассивно подчиниться родительской
воле, как это сделала ее предшественница: за 50 лет требования русской
женщины, ее взгляд на семейные отношения стали значительно зрелее,
изменилась самая роль ее в общественной жизни; осовременив героев,
композитор должен был придать концепции Пушкина иное освещение и
завершить романтическую линию в перспективе своей эпохи. Его Татьяна
смогла справиться с собой в минуту, когда с прежней силой вспыхнул п ее
девическая страсть к Онегину, не потому, что обрекла себя на
безропотное выполнение супружеского долга, а потому, что была связана с
мужем крепкими этическими узами.
Так появился в опере новый персонаж — генерал Гремин, в облике которого
композитор пытался обобщить черты нового положительного героя, уже
намечавшиеся в его время в литературе. Изменил композитор и сцену последнего свидания Татьяны с Онегиным. В
романе она ограничена большим, подлинно драматическим прощальным
монологом Татьяны; в течение всей ее речи и после ее ухода Онегин стоит
молча, ошеломленный, пока его не пробуждают звук шагов и появление мужа
Татьяны. Здесь Пушкин оставляет своего героя и навсегда прощается с ним.
Подобное заключение противоречило бы закономерностям драмы; кроме того,
в силу большей заостренности психологической ситуации, сцена должна
была получить в опере более активный и бурный характер. Использовав
письмо Онегина, Чайковский вложил в уста своего героя страстное
любовное признание; мало того, вопреки мнению окружающих, композитор и
Татьяну заставил выразить свои чувства более пылко, чем она это делает
в романе. Только после двух или трех представлений согласился он с тем,
что объятие влюбленных будет оскорбительным для почитателей Пушкина, и
нашел для Онегина заключительную фразу: «Позор! Тоска! О, жалкий жребий
мой!».
Что же касается остальных, второстепенных действующих лиц — Ольги,
Лариной, няни, — все они представали в романе так выпукло и
по-современному живо, что он счел возможным почти без всяких изменений
ввести эти образы в оперу. Бытовые картины романа дали великолепный
материал для массовых сцен. Многообразие типов, выведенных Пушкиным на
деревенском балу Лариных, вызвало в воображении композитора характерные
фигуры Трике, Зарецкого, гостей, съехавшихся на именины.
Своеобразное воплощение нашло в его замысле и чувство природы, так
поразительно переданной Пушкиным в романе. Не развертывая столь же
живописных музыкальных картин, композитор и; тел правильное решение,
передав пейзаж в непосредственной связи с психологическим состоянием
своих героев. Он ощущается в вечерней мягкости дуэта Татьяны и Ольги, в
поэтической реплике Ленского «Прелестно здесь! Люблю я этот сад,
укромный и тенистый!», в хоровой песне девушек, звучащей из глубины
этого запущенного сада, в рожке пастуха, вторгающемся в сцену письма
Татьяны, и в обращении Ленского к заре в сцене дуэли.
Таким образом, поставив в центре своего замысла проблему этических
отношений персонажей, Чайковский сумел сохранить все своеобразие
бытовой атмосферы романа. Мало того, непринужденный поэтический стиль
Пушкина обусловил особенности музыкального языка оперы. Широко
пользуясь многообразием современных ему приемов и форм, Чайковский в
основу речи героев положил интонацию лирического романса, сообщив ей
тем самым особую проникновенную интимность. Подчас мелодии арии
казались такими естественными и простыми, как если бы герои не пели, а
говорили. И в то же время, при внешней скромности и романсной
закругленности форм, музыкальные образы, созданные Чайковским, поражали
своей смелостью и размахом. Целая сеть лейтмотивов, то есть ведущих
музыкальных тем, связывала между собой отдельные явления и сцены,
помогая слушателю следить за развертыванием конфликта и обнажая перед
ним тончайшие оттенки замысла композитора: «лирическая драма»,
созданная Чайковским на основе романа, получила законченные, четкие
сценические очертания.
ИСТОЧНИК: Е. Черная «Евгений Онегин» П. И. Чайковского». - Москва, 1960.
Самая лучшая музыка для настоящих меломанов. Все любимые радиостанции. Слушать любимые хиты на радио онлайн. Поп, рок, классика, этно. Выбирай лучшее!
Хотите быть в курсе всех новостей из мира музыки, моды, кино и искусства? Следите за анонсами самых интересных статей на Facebook, Вконтактеи Google+.Подписаться на RSS можно здесь.
Дорогие друзья! Мы
всегда с большим интересом читаем ваши отзывы к нашим публикациям. Если статья "ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН. П. И. ЧАЙКОВСКИЙ. ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ"
показалась вам интересной или помогла в работе или учебе, оставьте свой отзыв. Ваше
мнение очень важно для нас, ведь оно помогает делать портал OrpheusMusic.Ruинтереснее и
информативнее.
Не знаете, что написать? Тогда просто скажите «СПАСИБО!» и не
забудьте добавить понравившуюся страничку в свои закладки.
