"Изнеженные напевы и плаксивые ритмы, эти хитрые зелья карийской музы, развращают нравы, своим разнузданым и коварным искусством незаметно вовлекая душу в разгул космоса (народного гуляния с пением)", - пишет Климент Александрийский, один из первых учителей Церкви, подробно занявшийся вопросом взаимовлияния пения и жизни. Именно от него берет свое начало святоотеческое учение о богослужебном пении как о единстве пения и жизни, сформулированное в положении: правильное пение есть следствие праведной жизни, и праведная жизнь есть условие правильного пения.

Таким образом, возникает положение, согласно которому праведная жизнь уже есть пение. Святитель Григорий Hисский так раскрывает эту мысль: "Бог повелевает, чтобы твоя жизнь была псалмом, который слагался бы не из земных звуков (звуками я именую помышления ), но получал бы сверху, из небесных высот, свое чистое и внятное звучание. Слушатели этого псалма суть в иносказании те, кому ты подаешь пример достойной жизни". Ведь, исполняя новую заповедь, человек уподобляется ангелам, а поскольку пение есть неотъемлемая часть ангельской природы, то и жизнь праведного человека становится пением.

Такое понимание пения рождает учение о человеке, как об инструменте Духа Святаго. "Станем же флейтой, станем кифарой Святаго Духа. Подготовим себя для Hего, как настраивают музыкальные инструменты. Пусть он коснется плектром наших душ!" - пишет святитель Иоанн Златоуст. Различные части человеческого тела уподобляются частям музыкального инструмента: "Щеки, язык и устройство гортани - все это похоже на струны, по которым движется плектр, настраивая их высоту сообразно надобности. Губы, сжимаясь и разжимаясь, производят то же самое, что и пальцы, бегающие по отверстиям флейты", - пишет святитель Григорий Hисский. Развивая эту музыкальную антропологию, святитель Василий Великий как бы продолжает предыдущую мысль: "Под псалтиреоном - инструментом, построеным для гимнов нашему Богу, - должно иносказательно разуметь сироение нашего тела, а под псалмом следует понимать действие тела под упорядочивающим руководством разума".

Отсюда вытекают и практические выводы: "Музыка есть ничто иное, как призыв к более возвышенному образу жизни, наставляющий тех, кто предан добродетели, не допускать в своих нравах ничего немузыкального, нестройного, несозвучного, не натягивать струн сверх должного, чтобы они не порвались от ненужного напряжения, но также и не ослаблять их в нарушающих меру удовольствиях: ведь если душа расслаблена подобными состояниями, она становится глухой и теряет благозвучность. Вообще музыка наставляет натягивать и отпускать струны в должное время , наблюдая за тем, чтобы наш образ жизни неуклонно сохранял правильную мелодию и ритм, избегая как черезмерной распущенности, так и излишней напряженности". Эти слова святителя Григория Hисского, являющиеся ключевыми в понимании святоотеческой музыкальной антропологии, полагают основание нового, чисто православного отношения к богослужебному пению.

Практическое воплощение этого учения заключается в понимании церковного устава не только как устава и чина христианской жизни, но и ка некоего духовного "звукоряда", или чина пения, ибо если музыкальный закон, будучи законом телесным, воплощается в материальном звукоряде, в звуковысотной лествице, то богослужебное пение, будучи духовным, и закон имеет внутренний и духовный, воплощающийся в следовании души определенному духовному порядку, а лучше сказать, в порядке восхождения души по некоей таинственной лествице к Богу.

Вот почему правила и нормы, обуславливающие правильность пения, не ограничиваются лишь правилами звукоизвлечения и организации мелодических структур, но включают в себя правила и нормы жизненного поведения, регламентацию телесных действий и состояний сознания.

Конечно же, теперь очень многим может показаться, что тяжелые работы, блюдение ума от зол, стремление к молитвенной чистоте сознания и тому подобные вещи не имеют никакого отношения к пению, однако для русского человека XV-XVI веков, видящего залог правильного пения в правильно оргаизованной жизни, все вышеперечисленное органически включалось в понятие певческой системы. Подобно тому, как музыкальный инструмент должен быть подготовлен и настроен для того, чтобы издавать правильный и чистый тон, так и человек, стремящийся к правильному пению, должен привести в гармоническую упорядоченность свою психофизическую природу, все свое существо. Звуковые структуры, создаваемые человеком, являются неотъемлемой частью человеческой природы, и поэтому, сознательно занимаясь преобразованием собственной природы, человек тем самым предопределяет тип и качество создаваемых им звуковых структур.