Антропоцентризм романтизма. Для субъекта романтического сознания центром мироздания является его индивидуальное "я”. Собственные мысли и переживания составляют для него главный предмет созерцания, а свой внутренний мир он считает величайшей из ценностей бытия. Будучи убежденным эгоцентристом, художник-романтик рассматривает собственное "я” в качестве величины, более значимой, чем Вселенная.

Художник-романтик не нуждался в Боге, поскольку в своем «я» видел главный авторитет и высшее законодательствующее начало. Это хорошо видно на примере творчества немецкого писателя-романтика и философа Жана-Поля Рихтера. В его поэме в прозе «Речь мертвого Христа с вершины мирозданья о том, что Бога нет», вошедшей составной частью в его роман «Зибенкез», один из героев романа видит сон, в котором он оказывается на кладбище. Но это не физически воспринимаемое место для усопших, а метафизическая ирреальность, где тени мертвых совершают свое, особое богослужение, и с ними говорит Христос.

Перед присутствующими раздвигаются стены кладбищенской церкви и открывается зрелище всего мироздания. Оно представляет собой бездну, зияющую черной пустотой, в которой нет и намека на присутствие Бога. Об этой же богооставленности мира свидетельствуют и слова Христа: «Я прошел через миры, вступал на солнце, летал через млечные пути в небе… Но Бога нет. Спускался вниз… всматривался в земные недра и взывал: «Отец, где ты?» Но я слышал лишь ураган, которым никто не управлял, и видел сверкающую радугу на западе, которая стояла без солнца… И когда я поднял взор к бесконечному миру, ища Божественного ока, оно остановилось на мне пустой дырой; и Вечность лежала в хаосе…» Таким мир предстает в глазах, конечно же, не Христа, а героя романа, в чьем сердце обосновалась дерзкая и безумная уверенность атеиста в богооставленности Вселенной.

В живописи романтизм впервые заявил о себе в творчестве английских мастеров XVIII в. Г. Гейнсборо и У. Тернера. В их картинах, портретах, пейзажах присутствовало тонкое понимание внутренней жизни человека. Во Франции романтическая живопись Т. Жерико и Э. Делакруа несла в себе пафос возвышенного и героического, а также неприятие любых форм мещанской ограниченности. В их картинах преобладали экзотические мотивы, связанные с путешествиями и приключениями. Их отличала намеренно подчеркнутая неравновесность композиций, мощная экспрессия рисунка, смелость линеарных всплесков. Делакруа, для которого, как и для многих романтиков, важным источником вдохновения служили исторические и литературные сюжеты, обращался к образам библейских пророков, текстам "Божественной комедии”, "Фауста”, "Дон Жуана”, "Гамлета”. Иногда в картины художников-романтиков проникала классическая античность. Это были изображения обломков мраморных капителей, живописные развалины языческих храмов, позволявшие подчеркнуть мысль о бренности всего сущего.

Эстетика тайны. Для романтического искусства характерна ориентированность не на установление единства и сходства, а на обнаружение различий, уникальных черт, на культивирование различных форм индивидуального самоутверждения личности через демонстрацию ее своеобразия и неповторимости. Для художника-романтика мир полон тайн и загадок, и потому все силы своего духа он устремляет на то, чтобы проникнуть в тайны не столько вселенского макрокосма, сколько человеческого микрокосма. При этом собственный внутренний мир он склонен воспринимать как загадочный лабиринт, обладающий структурой, но не имеющий отчетливых границ. По извивам этого лабиринта художник способен блуждать до бесконечности, и наедине с собой ему никогда не скучно. Все, чем живет дух романтика, воспринимается им отстраненно, дистантно, как бы сквозь дымку таинственности.

Немецкий поэт Новалис (его настоящее имя Георг Гарденберг) писал о своей привычке придавать таинственность и высокий смысл всему обыденному, прозаическому, повседневному, облекать известное и понятное в оболочку загадочности, придавать последней заманчивую притягательность, вносить в конечное признаки бесконечного: «Это и есть романтизация. Когда же мы в обратном порядке производим операцию с возвышенным, непостижимым, мистическим и бесконечным, то есть логарифмируем их, - они получают обыденное выражение». Этим, вторым, путем двинется в XIX в. так называемое реалистическое искусство, ориентированное на расколдовывание, прозаизацию действительности, на рассеивание флера таинственности и на создание приземленных образов, лишенных возвышенно-поэтического содержания.

Для романтического сознания тайна – это не только гносеологическое понятие, связанное с ограниченностью познавательных способностей человека, и даже не онтологическая категория, обозначающая то, что укоренено в самой сути бытия, в смысловой неисчерпаемости каждого его атома. Оно относится к тайне как эстетическому принципу, сквозь призму которого рассматривает внешнюю реальность и внутренний мир человека.

Из всех стилей европейского и русского искусства романтизм с наибольшей полнотой выразил трансгрессивный характер человеческой природы. Романтик всегда устремлен куда-то вдаль и ввысь. Он жаждет чего-то возвышенного, грезит о невозможном. Он «духовной жаждою томим» и ради ее утоления готов преодолеть любые препятствия. Ф. Шиллер точно передал суть романтической трансгресии в стихах:

Счастлив ребенок.
И в люльке просторно ему; но дай время
Сделаться мужем – и тесен покажется мир.

Одним из самых ярких воплощений романтических умонастроений явился образ гетевского Фауста, чей беспокойный дух не давал ему покоя до самой старости, пока он, в конце концов, не решился ради достижения своих целей продать душу дьяволу.

Из реальных личностей наиболее популярным героем романтического искусства стал Наполеон Бонапарт – человек-легенда, совершивший невозможное, преодолевший бесчисленное множество преград и поднявшийся к сияющим вершинам власти и славы. Эту сторону его личности хорошо передает картина кисти французского художника-романтика Антуана Гро «Наполеон на Аркольском мосту». На ней изображен молодой генерал Бонапарт, возглавлявший французскую армию в битве с австрийцами при Арколе в ноябре 1796 г. Подняв знамя из рук убитого знаменосца, отважный генерал, прекрасный, как бог, с развевающимся стягом ведет за собой солдат сквозь град картечи и пушечных ядер. Все в картине подчинено романтическому пафосу, который не надуман, не фальшив, а действительно передает реальные масштабы личности будущего императора Франции. Не случайно это полотно изменило судьбу самого живописца: А. Гро стал любимым художником Наполеона.

Романтический герой. В романтической трансгрессии есть черты, сближающие ее с феноменом азартной карточной игры, которая являет собой своеобразную модель борьбы человека с неподвластными ему обстоятельствами, со стоящими над ним силами. В этой игре, где возможны как огромный выигрыш, так и сокрушительное поражение и даже гибель, в роли карточного игрока выступает авантюрная личность романтического склада, презирающая пугливых обывателей, представляющихся ей трусливыми рабами обстоятельств. Человек такого склада мог бы сказать, подобно лермонтовскому герою:

Что ни толкуй Вольтер или Декарт,
Мир для меня — колода карт,
Жизнь — банк; рок мечет, я играю
И правила игры я к людям применяю.

В глазах романтического героя мир и социум устроены крайне несовершенно, и человеку духа тягостно ощущать себя их пленником. Он мучительно переживает противоречие между желанием изменить мир к лучшему и сознанием невозможности осуществить это. Отсюда глубокий и острый драматизм его мироощущения. Болезненные столкновения с косной, неподатливой социальной реальностью остужают наступательный пыл романтика. Нередко они превращают его в аутсайдера, который вместо того, чтобы довольствоваться чувством собственного бессилия, находит такую форму мироотношения, которая позволяет ему сохранять собственное достоинство. Ею становится ирония. "Иронический субъект, возвышающийся над всякой предметностью, - писал теоретик романтизма Ф. Шлегель, - абсолютно ничем не связан, его состояние – это состояние игры; он сам задает себе как правила этой игры, так и способ их выполнения. "Над” субъектом больше ничего нет, его свобода абсолютна”.

Художник-романтик, столкнувшийся с неподатливостью грубой реальности, невосприимчивой к его возвышенным упованиям, с болью в сердце меняет свое отношение к миру. Он приходит к выводу, что ему ничего не остается, как отстраниться от серой действительности, возвыситься над ней, окинуть ее презрительно-ироническим взором и превратить в предмет постоянного насмешливо-саркастического отношения.

Романтические герои мечты и надежды часто становятся рыцарями иронии. Душевные очаги пламенных надежд угасают и превращаются в источники холодного, ядовитого скепсиса. Трансгрессивный пыл сменяется ясным, отчетливым пониманием того, что никакие благие устремления не способны изменить мир к лучшему, что он обречен «лежать во зле» вовеки веков. Так, в самой сути романтической трансгрессии обнаруживаются предпосылки для ее угасания. Это похоже на то, как здравомыслящий человек уже не может в зрелом возрасте оставаться с манерами подростка или юноши. Реальность с присущим ей множеством нормативных ограничений, барьеров, препятствий, заставляет в конце концов считаться с ней даже самого пылкого романтика-бунтаря, если он не безумец. Не случайно в европейском и русском искусстве XIX в., на смену романтизму, как художественному стилю, приходит трезвый, прозаический реализм, признающий, что человек множеством уз связан с материальным миром и что у него нет крыльев, чтобы парить над этим землей, подобно птице небесной.

Если романтику не удается наяву преодолеть те преграды, которые мешают его самоосуществлению, то он делает это в мечтах. Из этих мечтаний, по сути, и сложилось романтическое искусство. В эстетике романтизма точно очерчено противоречие между тяжеловесностью природных вериг, дисциплинарностью социальных институтов, диктатом государственной машины с одной стороны и стремлением человеческого «я» к свободе, с другой. Результатом осознания этого противоречия явилась эстетика духовной свободы. Если романтической личности не удавалось стать Маратом, Робеспьером или Наполеоном, она становилась Байроном, Шиллером или Фихте, то есть художником или мыслителем, облекающим грезы своего трансгрессивного духа в поэтические фантазии и философские прожекты.

Характерным порождением романтизма явился феномен байронизма. Это определение закрепилось за таким своеобразным умонастроением как «мировая скорбь». Существовавшая издавна, едва ли не с времен Екклезиаста, она обрела характер экзистенциально-психологической, нравственно-эстетической доминанты в романтической культуре, получив свое название от имени английского поэта Дж. Г. Байрона (1788 – 1824), в творчестве которого это умонастроение было ведушим. Яркая личность гениального поэта, его стихи и поэмы произвели неизгладимое впечатление на современников.

Среди крупных деятелей европейской культуры было много поклонников его дарования. Достаточно назвать имена Т. Карлейля, Б. Дизраэли, А. Теннисона, И. Гете, А. Ламартина, А. де Виньи, В. Гюго, А. де Мюссе, Дж. Леопарди, Г. Гейне. Практически все художники-романтики XIX в. были в той или иной степени байронистами. В России притягательную силу байронизма испытали на себе В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, Е. А. Баратынский, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов.

Байронизм, как модное умонастроение, привлекал к себе внимание не только крупных личностей, наделенных яркими дарованиями, но и людей заурядных. Последние, надеясь придать себе привлекательность в глазах окружающих, нередко использовали байронические жесты в качестве декоративной маски. По свидетельству историков русской культуры, в каждом дворянском сообществе начала XIX в. имелся свой маленький «байрон». Возникали даже целые группы поэтов-эпигонов, исповедавших байронизм.

Понятие байронизма явилось категорией одновременно литературно-поэтической, общеэстетической, психологической, этической и даже социологической. Оно фиксировало особый настрой в групповом сознании творческой, преимущественно дворянской, интеллигенции эпохи нарастающей секуляризации европейской и русской культуры.

Мечтаете приобрести модный, быстрый и надежный автомобиль? Обратитесь в MyDrive - самый большой авторынок Украины. Здесь вы точно найдете то, что ищете. Автомобили знаменитых марок уже ждут своих хозяев