В России театр в том смысле, как мы его понимаем, появился довольно
поздно. Особенной любительницей спектаклей была дочь Петра I,
императрица Елизавета Петровна. Она не только завела придворный театр и
пригласила, например, итальянскую труппу, но требовала, чтобы все
придворные и вообще служащие посещали театр: должностные лица
обязывались подпискою быть на всех представлениях.
Однажды, когда на
французскую комедию явилось мало зрителей, в тот же вечер были разосланы
ездовые к более значительным людям с вопросом, почему они не были, и с
уведомлением, что впредь «за неприезд полиция будет каждый раз
взыскивать по пятидесяти рублей штрафа». В екатерининское время русская
публика уже охотно посещала спектакли. В Петербурге был немецкий театр,
работала итальянская труппа, существовал и русский театр. Г.Р.Державин
писал: «Мы ныне смеем говорить, что хотим или не хотим ехать в комедию».
Больше не было необходимости зазывать зрителей — театр становился все
более привлекательным для русского общества.
Во времена Пушкина театр
любили страстно. Он стал своеобразным клубом, спектакли посещали
ежедневно. Молодых людей манили волшебный мир кулис, прелесть балета с
его пируэтами и антраша, величественная красота трагедии. «Мне кажется,
что из всех слав поэта слава поэта-трагика яснее, блистательнее и
обширнее и даже едва ли сидит на высоте не выше всех прочих, включая
эпопеи», — писал брату в 1823 г. поэт Николай Михайлович Языков, студент
Дерптского университета. При этом драматург должен был подчиняться
строгим правилам и ни в коем случае не смешивать жанры, вставляя в
трагедию комические сценки, например сцену с могильщиками в
шекспировском «Гамлете». П.А.Вяземский вспоминал, как директор театра
драматург Ф.Ф.Кокошкин убеждал молодых авторов. «Ведь вы меня знаете, —
говорил он молодым людям, — я человек честный, и какая охота была бы мне
вас обманывать: уверяю вас честью и совестью, что Шекспир ничего
хорошего не написал и сущая дрянь».
Холостая молодежь жила театром.
Молодая компания, к которой принадлежал Пушкин, особенно литературное
общество «Зеленая лампа», была страстными театралами. Каверин, Якубович,
Энгельгардт, Яков Толстой и сам Пушкин не пропускали почти ни одного
спектакля. Вокруг молодых актрис и театральных школ развертывалась
особая праздничная жизнь, насыщенная эротикой и отважным авантюризмом.
Поединки, похищения, подкуп прислуги, переодевания, рискованные свидания
— здесь, по словам Ю.М.Лотмана, творили из жизни авантюрный роман.
«Театральная школа находилась через дом от нас, на Екатерининском
канале, — вспоминала Авдотья Яковлевна Панаева, дочь актера Брянского. —
Влюбленные в воспитанниц каждый день прохаживались бессчетное число раз
по набережной канала мимо окон школы... Воспитанницы постоянно смотрели
в окна и вели счет, сколько раз пройдет обожатель, и мера влюбленности
считалась числом прогулок мимо окон. Пушкин тоже был влюблен в одну из
воспитанниц-танцорок и также прохаживался одну весну мимо окон школы и
всегда проходил по маленькому переулку, куда выходила часть нашей
квартиры, и тоже поглядывал на наши окна, где всегда сидели тетки за
шитьем. Они были молоденькие, недурны собой. Я подметила, что тетки
всегда волновались, завидя Пушкина, и краснели, когда он смотрел на них.
Я старалась заранее встать к окну, чтобы посмотреть на Пушкина. Тогда
была мода носить испанские плащи, и Пушкин ходил в таком плаще, закинув
одну полу на плечо».
Актер В.Каратыгин
Актерское
существование было заполнено тяжелым и самоотверженным трудом. «Я очень
любила присутствовать при считке ролей или при домашних репетициях,
которые у нас бывали. Детям запрещено было в это время входить в кабинет
отца, где собирались актеры и актрисы, но я заранее пряталась в
укромный уголок, между турецким диваном и бюро, и оттуда наблюдала за
всеми.
Отец не мог меня видеть, потому что сидел всегда посреди
большого турецкого дивана, за круглым столом с развернутою большою
тетрадью, я же находилась вдали от него и была закрыта от сидящих на
диване актерами и актрисами. У всех в руках были роли; кому приходила
очередь читать свою роль, тот выступал на средину комнаты; иногда по
двое и по трое».
Сцена имела свои строгие законы: в трагедии,
например, актеру предписывалась поза, в которой он должен был
произносить монолог. Актриса Колосова-Каратыгина вспоминала, как
преподавал декламацию и сценическое искусство А.А.Шаховской, талантливый
комедиограф и самоотверженный служитель театра, любивший его до
самозабвения: «Способ учения Шаховского состоял в том, что, прослушав
чтение ученика или ученицы, князь вслед читал сам, требуя рабского себе
подражания: это было нечто вроде наигрывания или насвистывания разных
песен ученым снегирям и канарейкам. К тому ж он указывал, и при каком
стихе необходимо стать на правую ногу, отставя левую, и при каком
следует перекинуться на левую ногу, вытянув правую, что, по его мнению,
придавало чтецу «величественный вид». Иной стих следовало проговорить
шепотом и после «паузы», сделав обеими руками «индикцию» в сторону возле
стоявшего актера, скороговоркою проговорить заключительный стих
монолога. Немудрено было запомнить его технические выражения; трудно, а
для меня часто и вовсе было невозможно не сбиться с толку и не увлечься
собственным чувством».
Актриса Варвара Асенкова
Свой
восторг мастерством актера, прекрасно сыгравшего свою роль, публика
выражала иначе, нежели сейчас. «Как ему аплодировали! — восхищался друг
Жуковского Андрей Иванович Тургенев игрой замечательного московского
актера Василия Петровича Померанцева (1736—1809). — Каверин из кресел
бросил туго набитый кошелек! И он умел соединить наклонение
благодарности с выражением отчаяния, в те минуты его терзавшего. Потом,
когда надо было уйти, он, отошед au fond du theatre (в глубину сцены
—фр.), начал кланяться и между тем послал своего щитоносца поднять
кошелек. Прекрасно!» Позднее публика перестала метать кошельки своим
любимцам. А.Я.Панаева вспоминала: «В моем детстве артистам не подносили
ни букетов, ни венков, ни подарков. На другой день бенефиса от государя
присылался подарок на дом: первым артистам — бриллиантовый перстень,
артисткам — серьги или фермуар. Моду подносить букеты и подарки ввели
иностранные танцовщицы, появившиеся на петербургской сцене».
Как и
теперь, в театральном зале были партер, ложи и балкон, который называли
галерея, или раек. Однако партер выглядел иначе. В нем было два
отделения: кресла, или паркет, и собственно партер, пустое пространство
за креслами, где можно было стоять. Кресла обычно покупали на спектакль
или даже абонировали на весь сезон. В первых рядах появлялись люди
сановные, отцы города, за ними располагались щеголи, согласные платить
за кресла достаточно дорого. «Так как кресел было тогда не более двух
рядов, то обыкновенно все ходили в партер, куда за вход платили только
по одному рублю», — вспоминал приятель Пушкина Ф.Ф.Вигель. Впрочем, в
1820-х гг. в театре уже было 10—12 рядов кресел.
За креслами,
отделенными шнурком от остальной части зала, располагались стоячие
места. Их и называли партером, то есть места, где можно было и стоять, и
ходить. Здесь собиралась наиболее восприимчивая часть публики —
художники, литераторы, студенты, клерки. Авторы прислушивались к их
реакции. Один из водевилей Хмельницкого заканчивался куплетами:
Все пустились в водевили, А что пользы, например, Если мы не угодили И не хлопает партер?
На
спектакли, имеющие успех, в партер набивалось огромное количество
народа — стояли «впритирку». Собирались сюда загодя, за два-три часа до
начала, чтобы занять место поудобнее. Страстный театрал С.П.Жихарев
вспоминал о представлении трагедии Озерова «Дмитрий Донской», имевшей
огромный успех, — в период наполеоновских войн патриотическая тема
находила живой отклик в сердцах россиян: «...Буквально некуда было
уронить яблока. В ложах сидело человек по десяти, а партер был набит
битком с трех часов пополудни. Были любопытные, которые, не успев добыть
билетов, платили по 10 рублей и более за место в оркестре между
музыкантами. Все особы высшего общества, разубранные и разукрашенные как
будто на какое-нибудь торжество, помещались в ложах бельэтажа и в
первых рядах кресел и, несмотря на обычное свое равнодушие, увлекались
общим восторгом и также аплодировали и кричали БРАВО! наравне с нами».
Во
времена Пушкина спектакли начинались рано, обыкновенно в шесть часов, и
заканчивались уже в девять, так что «почетный гражданин кулис» успевал
как раз к разгару бала или маскарада. «В половине шестого часа я пришел в
театр и занял свое место в пятом ряду кресел. Только некоторые нумера в
первых рядах и несколько лож в бельэтаже не были еще заняты, а в прочем
все места были уже наполнены. Нетерпение партера ознаменовалось
аплодисментами и стучанием палками; оно возрастало с минуты на минуту — и
немудрено: три часа стоять на одном месте не безделка, я испытал это
истязание... Однако мало-помалу наполнились все места, оркестр настроил
инструменты, дирижер подошел к своему пюпитру; но шесть часов еще не
било, и главный директор не показывался еще в своей ложе. Но вот прибыл и
он, в голубой ленте по камзолу, окинул взглядом театр, кивнул головой
дирижеру, оркестр заиграл симфонию, и все притихли, как бы в ожидании
какого-то необыкновенного таинственного происшествия. Наконец, с
последним аккордом музыки, занавес взвился, и представление началось».
Многоярусная
театральная храмина мягко озарялась оплывающими свечами массивной
люстры и легких трехсвечных жирандолей. Люстру «заправляли», поднимая ее
в специальную горницу под потолком, для чего устроена была подъемная
машина. Затем люстру осторожно опускали на прежнее место. Мягко
поблескивала позолота и бархат лож, в свете колеблющихся свечей особенно
красиво выглядели обнаженные женские плечи, вспыхивали бриллианты
подвесок и диадем, золотое и серебряное шитье на мундирах офицеров,
стоящих за спиною дам. Молодые щеголи наводили лорнеты на ложи
незнакомых дам. Дамы знали, что их рассматривают: гордая и
непринужденная осанка, изящно причесанные головки раскачиваются на
стебельках тонких шеек, легкая улыбка блуждает по губам. Этикет не
позволял ни громкого смеха, ни резких движений; веер или в руках у дамы,
или на коленях — этикет не позволяет положить его на бордюр ложи! У
пожилых на цепочке висят лорнеты, которые они то и дело подносят к
глазам — играют... Во время представления свет не гасили. И когда стали
погружать зрительный зал в темноту, многим это не понравилось.
Ф.Ф.Вигель приписывал это изобретение директору театра Шаховскому: «Вот
еще одна странность Шаховского: он находил (вероятно, из экономических
видов), что сцена производит гораздо более эффекта, когда она одна
только освещена, а все другие части театра погружены во тьму. Оттого-то в
партере можно было в жмурки играть, а в ложах, чтобы рассмотреть друг
друга в лицо, всякой привозил с собою кто восковую, кто сальную свечку, а
иные даже лампы».
В театре каждый занимал место в соответствии со
своим статусом. С изменением социальногоположения менялось и место.
Самый верхний ярус, раек, заполняли писцы, приказчики модных магазинов,
камердинеры, конторские служащие, артельщики. Они громко выражали свое
отношение к тому, что происходило на сцене, искренне переживали. Иногда
попадал сюда совершенно неискушенный зритель — о таком рассказывает
П.А.Вяземский в «Старой записной книжке»:
«Когда бываю в русском
театре (этому давно), припоминаю отзыв одного слуги. Барин, узнав, что
он никогда не видал спектакля, отпустил его в театр. Любопытствуя
проведать, какие он вынес впечатления, барин спросил его на другой день: — Ну как, понравился тебе театр? — Очень понравился, — отвечал слуга. — А что именно и более понравилось? —
Да все: тепло, светло, люстра пребогатейшая, так и горит, народу много,
ложи наполнены знатными господами и барынями, музыка играет. Праздник,
да и только. — Ну, а далее, как понравились тебе комедия и актеры? — Да, признаться, когда занавес подняли и начали актеры разговаривать между собою про дела свои, я и слушать их не стал».
В
фельетоне Фаддея Булгарина описан быт театрала, много лет посещавшего
театр. Сперва он был писцом и занимал место в райке. Затем стал ходатаем
и стряпчим, и из галереи, как называли раек, спустился в партер. Здесь
он заметил «друзей партера», которые «хлопают при каждом слове, кричат
«браво» при каждой размашке и вызывают после каждой пьесы». Когда
практика мелкого дельца расширилась и захватила «круг высших
чиновников», он ощутил потребность «непременно играть роль человека
порядочного... Разумеется, что при этом я перешагнул из партера в
кресла». Женитьба перевела его в ложу третьего яруса, из которого он
постепенно, с ростом благополучия, добрался до первого яруса: «Я с
завистью посматриваю в раек, где беззаботные и трудолюбивые люди
наслаждаются в полной мере спектаклем... Здесь, в ложе первого яруса, из
приличия мне нельзя обнаружить ощущения, производимые в душе пьесою или
игрою актера, а блаженные посетители райка восхищаются каждым воплем
актера, каждым сильным его движением, топаньем, размахиванием рук и
падением на землю, громогласно изъявляют свою радость и награждают
деятельного артиста рукоплесканием и вызовом на сцену».
Явившись в
театр, пушкинский Онегин, разочарованный денди, мельком взглянул на
сцену и изрек: «Балеты долго я терпел, // Но и Дидло мне надоел». Балет в
пушкинское время переживал расцвет. Карл Людовик Дидло, «верховный жрец
хореографии», был приглашен на русскую сцену еще в конце XVIII в. и к
концу 1810-х гг. господствовал в театре. Старый театрал вспоминал:
«У
нас был первый в мире хореограф, у нас был Дидло, не имевший в своем
ремесле ни предшественников, ни последователей. Дидло единственный,
неподражаемый, истинный поэт, Байрон балета... Мифологические балеты его
сочинения — настоящие поэмы. Тут видели мы весь Олимп со всею роскошью
греческого воображения, видели оживленными предания древних поэтов,
просветивших род человеческий. Никто, кроме Дидло, не умел так искусно
пользоваться кордебалетом. Из этой толпы милых воздушных девиц Дидло,
как будто из цветов, составлял гирлянды, букеты, венки. Каждая сцена
изображала новую восхитительную картину из групп, расположенных
гениально, живописно, очаровательно. Не довольствуясь землею, Дидло
вознес свои картины на небеса и стал помещать группы в воздухе, в
соответственность с земными группами. Он первый ввел в балеты так
называемые полеты, т.е. воздушные сцены, и петербургскому театру стала
подражать вся Европа. Среди этих живых картин Дидло помещал отдельные
танцы первых сюжетов балетной труппы».
«Великий хореограф», «один из
первых и отличнейших балетмейстеров Европы», как определяли его
современники, предъявлял к себе самые высокие требования. Дидло считал:
«Чтобы быть хорошим балетмейстером, надо употребить большую часть своего
времени на чтение исторических книг, извлекать из них сюжеты для
будущих созданий и прилагать всевозможное старание об успехах своих
учеников. Балетмейстер должен иметь также познания о нравах и обычаях
разных народов и изучить их национальные наклонности и костюмы; иметь
дар поэтический, чтобы излагать свои мысли в программах. Он должен знать
живопись и механику, чтоб уметь составлять в балетах разного рода
живописные группы и удобнее объясняться с декоратором и машинистом; а
музыка для балетмейстера — самая необходимая вещь, как для сочинения
балетов, так и для пособия капельмейстеру...» «Хорошо составленный
балет, — писал знаменитый французский танцовщик XVIII в. Новерр, — есть
живая картина страстей, нравов, обычаев и костюмов всех народов земли;
следовательно, он должен быть пантомимой во всех жанрах и через
посредство зрения обращаться к душе».
Балерина Евдокия Истомина
Дидло
также считал, что главное достоинство танца не в прыжках, но в грации и
выражении лица танцовщика: «Танцовщица, группируя себя, должна
подражать хорошей картине или статуе, потому что те, в свою очередь,
подражают природе во всей анатомической строгости». Державин, смотревший
балет Дидло «Зефир и Хлоя», по окончании спектакля воскликнул со
слезами на глазах: «Нет! нет! самое пламенное воображение поэта никогда
не может породить подобного!»
Источник:Марченко Н. Приметы милой старины. Нравы и быт пушкинской эпохи. - М., 2001.
Вам нужна юридическая консультация? Юридическая фирма предоставит вам все необходимые юридические услуги. Мы занимаемся регистрацией фирм и отлично знаем договорное право. Доверяйте профессионалам!
Хотите быть в курсе всех новостей из мира музыки, моды, кино и искусства? Следите за анонсами самых интересных статей на Facebook, Вконтактеи Google+.Подписаться на RSS можно здесь.
Дорогие друзья! Мы
всегда с большим интересом читаем ваши отзывы к нашим публикациям. Если статья "Театр в царской России"
показалась вам интересной или помогла в работе или учебе, оставьте свой отзыв. Ваше
мнение очень важно для нас, ведь оно помогает делать портал OrpheusMusic.Ruинтереснее и
информативнее.
Не знаете, что написать? Тогда просто скажите «СПАСИБО!» и не
забудьте добавить понравившуюся страничку в свои закладки.
