«Ах, да пускай свет осуждает,
  Ну, да пускай клянет молва,
   Кто раз любил, тот понимает,
  И не осудит никогда…»

 Из репертуара А.Д. Вяльцевой, сл.С.Зилоти

Анастасия Дмитриевна Вяльцева (1871-1913) родилась в крестьянской семье, в деревеньке Алтухово, что до сих пор стоит среди брянских лесов.* Мать – Мария Тихоновна – занималась хозяйством и воспитанием троих детей. Кроме дочери подрастали два сына – Яков и Ананий. Отец служил лесничим в соседнем имении графа Орловского, но вскоре после рождения Насти погиб от упавшего дерева, оставив семью практически без средств к существованию.

«…Возле проселочной дороги стояла их избушка с завалинками до самых окошков. Низко нависшая замшелая крыша дополняла печальную картину нищеты и заброшенности…» ** С детских лет Настенкьке приходилось заниматься тяжелым крестьянским трудом: жать хлеб, ухаживать за скотиной, полоть в огороде, стирать в ледяной воде. Дети подрастали, и Мария Тихоновна решила перебраться в большой город, дабы определить их учиться какому-то ремеслу. Годы спустя Анастасия Дмитриевна вспоминала, что у них с матерью и братьями не было денег даже на самый дешевый железнодорожный билет и потому в ближайший крупный город - Киев - они отправились в поисках лучшей доли, сколотив с помощью соседей, плот.

Через знакомых мать пристроила восьмилетнюю Настю ученицей в портняжную мастерскую. Втянувшись в нелегкий рутинный труд, сидя за шитьем, девочка часто напевала извесные ей с детства песенки, и вскоре стала любимецей всех мастериц, прозвавших ее «нашей пташечкой». Миновали годы обучения, не принесшие, однако, никаких перспектив. Через знакомых мать помогла устроиться дочери подгорничной в гостиницу на Крещатике. Устроила с тайной надеждой, что кто-то из заезжих знаменитостей (а их приезжало в Киев немало) обратит внимание на звонкоголосую девчушку.

Звезды, впрочем, не спешили одаривать своей протекцией скромную девушку, прибиравшуюся в номере. Зато сама Настя не теряла веры в успех, и каждую свободную минуту старалась не тратить понапрасну. Она посещала концерты и спектакли, заучивала популярные песни и интересовалась судьбой тогдашних кумиров. Настойчивость дала свои плоды – в тринадцать лет ее приняли статисткой в захудалый театрик. Поднабравшись опыта, уже год спустя девушка поступает в опереточную антрепризу. Постепенно, шаг за шагом, она нарабатывала репертуар и умение держаться на сцене. Круг ее знакомых  состоял теперь из хористок, студентов и молодых актеров. На нее обратил внимание известный тетаральный режиссер А.Э.Блюменталь-Тамарин и даже рискнул организовать под новую «звезду» антрепризу. Но затея провалилась.

Отчаявшуюся было Настю, неожиданно пригласил в гастрольную со своей труппой поездку другой импресарио. Она согласилась, и, объехав с выступлениями ряд крупных городов, двадцати неполных лет очутилась в Москве, где поступила на службу в театр «Аквариум». Именно здесь, а не в киевской гостинице, как пишут многие биографы «Несравненной», произошла ее встреча с «русской Жюдик», Серафимой Бельской.

- Вам надо учиться пению! Такой талант загубить, грех! – напутствовала  прима.

Настя и сама это понимала, но средств на достойную учебу у нее не было. Амбициозная провинциалка выступала на подмостках второразрядных театров,  колесила с гастролями в составе хоровых трупп, пробовала себя в оперетте, где ей иногда позволялось пропеть две-три фразы: «Вот идее-еет графиня-аа!..»

Возможно, русское общество никогда бы не узнало о таланте Вяльцевой, если бы не случай… В 1893 году хозяин театра, где подвязалась в ту пору молодая певица, осуществил постановку оперетты «Цыганские песни в лицах», доверив нашей героине небольшую роль Кати. Счастью Насти не было предела, ведь ей предстояло выступать на одних подмостках с лучшими артистическими силами конца XIX века, «королем теноров» Сашей Давыдовым и «королевой оперетты» Раисой Раисовой (подробный рассказ о которых ждет читателя впереди).

Начались репетиции, но роль Вяльцевой не давалась. Строгий вид и горячий кавказский темперамент Давыдова сковывали ее. Она пела робко, вызывая негодование наставника. После очередной перепалки, рассердившись на учителя, Анастасия запела, да так, что в восторг пришли все присутсвовавшие на репетиции. После дебюта Вяльцева записала в дневнике: «…Вера в счастливую звезду меня поддержала и, действительно, я выдержала экзамен. Раздались аплодисменты, крики: «бис!», - полетели на сцену студенческие фуражки… Когда я выходила из театра, на подъезде меня окружили курсистки, схватили мои руки и стали целовать. На следующий день я прочла все газеты и узнала, что мой голос напоминает Веру Зорину. Но я никогда в жизни ее не слышала и ужасно об этом жалею». О Вяльцевой заговорили в свете. В театре отныне она стала получать главные роли. Острословы тут же отозвались на успех юной артистки четверостишьем:

                         «От зависти сквозь пальцы вой,
                           Концертная певица!
                           В восторге вся от Вяльцевой
                           Российская столица!!!»

Но до подлинного триумфа было далеко. Поворотным моментом стала встреча с модным адвокатом и светским львом Николаем Осиповичем Холева. У Вяльцевой впервые появилась возможность по-настоящему учиться вокалу и регулярно выступать на музыкальных вечерах, которые устраивал состоятельный поклонник для своих знакомых. Особенно ловко Николай Осипович выстраивал отношения с прессой, что в немалой степени способствовало развитию популярности его протеже.

Почти все биографы Вяльцевой уверяют, что ее отношения с покровителем были исключительно платоническими. Но никто в столичном бомонде не верил, что  опытный юрист станет тратить значительные средства на певицу исключительно по дружбе. Есть мнение, что между молодыми людьми все-таки «вспыхнуло взаимное чувство». Но до свадьбы дело не дошло – осторожная Анастасия опасалась связывать судьбу с азартным картежником, каким был Николай Холева. Когда же выяснилось, что «милый друг» еще и регулярно изменяет ей, считая мимолетные увлечения делом обычным, воспитаная в патриархальных традициях Вяльцева, бескомпромиссно покинула неверного, оставив все подаренные им драгоценности и шикарные платья.

В 1897 году артистка покинула Петербург, и, по приглашению известного антрепренера Якова Щукина, и перешла в московский театр «Новый Эрмитаж» на ставку в 133 рубля за выход. Серьезные деньги по тем временам!

«Москва признает тебя своею!» - лента с такой надписью овивала одну из сотен роскошных корзин с цветами, преподнесенными дебютантке.
Авторитетный критик А.Р.Кугель в известной работе «Театральные портреты» откровенничал: «Припоминаю крайнюю степень моего удивления, когда мне рассказали о том, что появилась «звездочка» Вяльцева. Я просто отказывался этому верить, как не верило большинство знавших эту худенькую девушку с прелестной улыбкой, стоявшую на авансцене направо. Услыхал я Вяльцеву первый раз на концерте, когда у нее уже была прочная репутация и большая известность. Пришлось согласиться, что народилась действительно интересная и очень волнующая певица».

Сотрудничество с Щукиным продолжалось к обоюдному удовольствию вплоть до 1909 года. «…Каждый приезд Вяльцевой в «Эрмитаж» можно было бы сравнить лишь с шествием венецианского дожа во Дворец… От ворот сада до своей артистической уборной она шла по дорожке, усыпанной живыми благоухающими розами. Вяльцева очень любила цветы, и директор театра, оказывая дань уважения артистке, проявлял немало выдумки, чтобы придать встрече торжественный и праздничный вид. Артистическая уборная, обтянутая шелковой тканью, к приезду певицы была сплошь от пола до потолка украшена цветами и огромными пальмами. На полу, покрытом пушистым ковром, лежали гиацинты, фиалки и белые лилии…»

В 1902 году Анастасия Дмитриевна отправляется в первую гастрольную поездку. И хотя газетчики предрекали ей провал, все выступления прошли с аншлагами. В дальнейшем она предпринимала такие туры ежегодно. В канун русско-японской войны на одном из концертов для высочайших особ судьба свела певицу с  ротмистром Бискупским. Статный и рослый красавец-офицер Василий Викторович Бискупский, сын вице-губернатора Томска и столбовой дворянки Римской-Корсаковой, не смотря на разницу в социальном положении и в возрасте (он был младше Вяльцевой на 8 лет)* серьезно увлекся Анастасией Дмитриевной. И она ответила ему взаимностью.

В 1904 году Василий Викторович принимает участие в русско-японской войне.  Когда с фронта пришло известие о тяжелом ранении возлюбленного, певица, не задумываясь, разорвала много-тысячный контракт  и отправилась на Дальний Восток. Выхаживая мужа, Анастасия Вяльцева стала рядовой «сестрой милосердия» во фронтовом госпитале и наравне со всеми врачевала солдат. Конечно, ее инкогнито вскоре раскрыли и упросили дать благотворительный концерт, который прошел с ошеломляющим успехом.  

     *С началом сольной карьеры, а по другой версии, из-за разницы в возрасте с мужем, Анастасия Дмитриевна стала указывать годом рождения не 1871, а 1873. Что поделать, артистка!

Из газеты «Харбинский вестник», 17-18 августа 1904г.:

«Концерт А.Д.Вяльцевой в субботу в театре Арнольдова привлек массу публики, несмотря на непролазную грязь на пристани. Извозчики из Нового Харбина довозили пассажиров только до начала китайского базара и дома, где была гостиница Бристоль; после чего публика при лунном освещении должна была пешком пробираться до городского сада.

Никогда еще наш летний театр не вмещал в своих стенах такой массы публики,  когда весь фешенебельный Харбин явился сюда послушать единственную в своем роде А.Д.Вяльцеву, великодушно согласившуюся спеть в пользу увечных и семейств убитых нижних чинов Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи.

Несмотря на шаляпинские цены, уже задолго до вечера был вывешен аншлаг: "билеты все проданы" (в том числе и на особо устроенные места в оркестрах, проходах и "приставные"). Многие покупали билеты из вторых и третьих рук, уплачивая большую премию (десятирублевое место в оркестре продано за 25 руб., а рублевый билет на галлерею куплен за 4 руб. и т.д.)

Зал трещит от публики. "Негде яблоку упасть". Взвился занавес и на эстраде появилась грациозная А.Д.Вяльцева, одетая в скромное серое платье. Ей преподнесли роскошный букет. За пианино сел г. Вуич, старательно аккомпанировавший артистке. Если первому романсу, спетой артисткой заметно уставшим от дороги голосом, скептики не спешили аплодировать, то с каждой новой песней мысленное расстояние между артисткой и слушателями делалось все меньше, пока наконец публика не отдалась всецело обаянию этого прекрасного голоса, чарующего своей выразительностью. Громы аплодисментов и полное энтузиазма "bis" сопровождали каждый пропетый романс. Зал был покорен артисткой, ее передачей самых простых цыганских романсов, ее чудной фразировкой и умением оттенить то удаль бесшабашную, то полную неги страсть.

В конце концов, наэлектризованный партер устроил артистке ряд шумных оваций. Нельзя не сказать спасибо за то высокое художественное наслаждение, которое она доставила харбинцам, и за материальную помощь, оказанную ее концертом сиротам и увечным чинам пограничной стражи». За участие в русско-японском конфликте Бискупский был отмечен множеством орденов и медалей за проявленное в боях мужество, и закончил войну в звании полковника, а по возвращении в Петербург был назначен начальником личной охраны Николая II. Однако, монаршее благоволение не помогло. Едва стало известно о его тайном венчании с Вяльцевой, Василий Викторович был разжалован и чуть ли не лишен всех наград. Таковы были нравы тогдашнего высшего общества: романы с актрисами поощрялись, браки – нет.

С того момента и практически до самой смерти певицы Бискупский выполнял при ней роль распорядителя и устроителя концертов. Долгие месяцы Анастасия Дмитриевна проводила в гастрольных турне. Для комфортного передвижения по империи ею был заказан у бельгийских мастеров специально оборудованный по последнему слову техники вагон. После революции это «чудо инженерной» и дизайнерской мысли не обошли своим вниманием ни «белые» ни «красные» - сперва хозяином вагона стал Колчак, а потом - красный командир Блюхер.

Весной 1908 года певица записала в дневнике: «Все удивляются моей неутомимости. Действительно, я только что совершила длинное концертное турне, посетив 28 городов… Одно только неприятно, что в поезде я простудилась, и в трех городах должна была петь «а-ля Варя Панина»…»

Публика боготворила «Несравненную». Репортеры, предрекавшие ей некогда провал, нынче захлебывались от восторга: «Пришла, увидела и победила!»Вот данные о продажах билетов на концерты Анастасии Дмитриевны: Полтава – вместо планируемых 1200 рублей – продано на 1348р., Харьков – вместо 2000р. – 2139р., Рига – вместо 2000р. – 2292р. и т.д. И только на концерте в Калуге возникла угроза провала… пола в зале Дворянского собрания.

Случалось, примадонне боялись предоставлять залы, опасаясь ее «погромной славы». Дело в том, что в Москве, где успех вокалистки был особенно громким, ее концерты не раз заканчивались беспорядками. Перед началом представления к залам, где должна была выступать Вяльцева, стягивалась полиция, которая дежурила в фойе и в зале. Как только певица заканчивала бисировать, - а выходила она к неумолимой публике на бис до шестидесяти(!) раз, фактически повторяя концерт дважды - студенты с галерки бросались по лестницам  вслед за ней, а если их не допускали к кумиру, начинали крушить мебель.

«В самый разгар препирательств с полицией на эстраде появлялась сияющая и улыбающаяся Анастасия Дмитриевна. Она останавливалась у края сцены, смотрела некоторое время на волнующуюся публику и, обращаясь к юлюстителя порядка, говорила: «Оставьте их, какого вы хотите порядка, когда я пою?! Здесь вы не нужны, за порядком буду следить я».

Дошло до того, что владельцы залов стали брать с организаторов ее концертов залог за мебель. Сумма доходила до трехсот рублей. Никакой программы вечеров певица, как правило, не готовила и исполняла все те песни своего репертуара, о которых просила публика. Не смотря на признание и богатство, по характеру Вяльцева оставалась простой крестьянкой. Она сама учитывала расходы, была неприхотлива в еде, но за выступления требовала огромные гонорары - по 1000 рублей за выход. Только Шаляпин соперничал с «Несравненной» за первенство самого дорогого артиста Российской империи.

Существует версия, что основой миллионного состояния Вяльцевой стали все-таки не бесконечные гастроли (приносящие до ста тысяч рублей годового дохода), а неожиданный сюрприз поклонника. Якобы во время концерта он подал ей на сцену роскошный веер, к которому были прикреплены дарственные на три доходных дома. Управлять  «подарком» Вяльцева поручила родному брату Ананию.

Состояние Примадонны современники оценивали в 2-2.5 миллиона (!) рублей. Невероятная сумма! Например, банковский служащий средней руки – до 3000 тысяч в год, врач в больнице - рублей 400-500, квалифицированный рабочий – 250-300**. «Базарные цены за октябрь 1910 года: мясо 15 – 17 коп. фунт, филе 30 коп. фунт, язык большой 75 к. ф., почка 18 коп. штука, сало свинное 24 – 30 к. ф.; раки от 50 коп. сотня; картофель 1 к.ф., лук 2 1/2 к. ф.; помидоры от 10 к. дес.; яблоки антоновка от 10 к. дес.; яйца 29 – 30 к. дес.»- из газеты «Русское слово» (от 21 октября 1910г.)

Но С.П.Кизимова, которая много лет исследует жизнь и творчество своей землячки утверждает, что разговоры о миллионном состоянии сильно преувеличены, и дело даже не в невозможности заработать такие деньги, но в том, что певице вновь не повезло в личной жизни – Бискупский, как и многие представители знати, оказался заядлым картежником и кутилой. Даже баснословных гонораров Анастасии Дмитриевны, бывало, не хватало на покрытие долгов супруга.

Однажды в пьяном кураже Василий Бискупский со свои закадычным приятелем Павлом Скоропадским (тем самым, который впоследствии ненадолго стал украинским гетманом) разогнали похоронную процессию святого Иоанна Кронштадского.

Жизнь «Чайки русской эстрады» была пусть не безоблачна, но насыщенна и интересна: она активно занималась благотворительностью, много выступала и записывалась на пластинки. По-настоящему сожалела Анастасия Дмитриевна лишь о том, что Бог не дал ей детей, и всю свою нерастраченную ласку тратила на сирот и обездоленных. Во время      очередной поездки по стране Вяльцева подобрала на обочине дороги малолетнюю нищенку, и сделала ее приемной дочерью. К несчастью, долго девочка не прожила.

«На одном из концертов Несравненной поднесли несколько корзин с цветами, которые она увезла с собой домой, не подозревая, что в самой большой из них спал двухмесячный младенец, усыпленный маковым отваром. Через определенное время корзина запищала. На плач ребенка сбежались все домочадцы. И каково же было их удивление, когда среди цветов обнаружили младенца, а в пеленках записку со словами: «Женя Ковшаров». Отдать ребенка в приют Вяльцева пожелала…» 

До самой смерти примадонны мальчик жил в ее доме. По завещанию ему отошло 40.000 рублей, которыми он, впрочем, так и не воспользовался, покончив вскоре после ухода Вяльцевой, жизнь самоубийством. Внимательной певица была и к прислуге. Некоторое время в доме Вяльцевой служила молодая горничная по имени Анна. Анастасия Дмитриевна привязалась к скромной девушке и занялась ее образованием. Глядя на нее, она вспоминала о своем нелегком крестьянском детстве. Обладавашая природной музыкальностью Анна с жадным интересом слушала домашние репетиции хозяйки, и Анастасия Вяльцева решила устроить свою горничную в хористки. Но строгий муж не позволил супруге «идти в артистки» и забрал ее из «барского дома». При расставании Вяльцева сделала «Аннушке» дорогой подарок, символ достатка того времени – граммофон - и свои пластинки. Жизнь, однако, взяла свое, но… гораздо позднее. Анна стала матерью знаменитого советского композитора Василия Павловича Соловьева-Седого, создателя песни  «Подмосковные вечера» и десятков других «народных» шлягеров.

Из газеты «Вологодский справочный листок» от 5 октября 1910г.:

«1 октября состоялся, наконец, этот экстраординарный концерт, ознаменовавшийся столь необычайным для нас вздутием цен, что большинство наших меломанов принуждено было отказать себе в удовольствии послушать диву. А.Д. Вяльцева уже давно пользуется репутацией несравненной истолковательницы цыганского романса, и до сих пор она царит в этой области, несмотря на то, что немало соперниц оспаривают у нее пальму первенства. У г-жи Вяльцевой много данных, дающих ей возможность прочно держаться на занятой позиции. Прежде всего, у нее превосходный голос, красивый и чистый, которым она прекрасно распоряжается; голос, которому позавидует любая оперная певица. В пение она вкладывает много чувства и экспрессии и иллюстрирует его мимикой своего подвижного, выразительного лица. Г-жа Вяльцева имела шумный успех. Каждый номер сопровождался бурными проявлениями восторга».

Театральный сезон 1912 года также не предвещал ничего необычного. Лишь в сентябре, находясь в Крыму, певица почувствовала недомогание. Медики поставили диагноз - воспаление легких. Несмотря на это, Вяльцева отправилась в очередное  турне.

…Последним городом, где она пела, стал Воронеж. Публика терпеливо ждала до десяти вечера, а занавес все не поднимали, потому что Анастасия Дмитриевна, вконец обессиленная,  не могла подняться с дивана. Кое-как собравшись с силами, она вышла и, собрав всю волю в кулак, отпела первое отделение. Понимая, что не в состоянии продолжать, вышла к публике, извинилась, и пообещала в следующий раз петь в два раза больше.                              

Из журнала «Театр и искусство»,  осень 1912г.

Госпожа Вяльцева серьезно занемогла. Постигшая ее в пути во время последнего турне сильная простуда осложнилась плевритом, от которого артистка слегла. Ближайшие ее концерты, в Петербурге и в Москве, отменены. Вернувшейся в Петербург «певице радостей жизни»  врачебный консилиум вынес приговор - лейкемия. С января 1913 года вся российская печать начала размещать сводки о состоянии здоровья «Несравненной». Утром 22  января мальчишки-торговцы выкрикивали спешащим по Невскому прохожим сенсацию: «Несравненная будет спасена! Уникальная операция Вяльцевой!  Муж пожертвовал певице свою кровь!»»

Из газеты «Петербургский листок», 22 января 1913г.

     «А. Д. Вяльцевой произведена 21 января чрезвычайно редкая в медицинской практике операция переливания крови в артерию левой руки. Кровь для операции взята от ее мужа – г-на Бискупского. Как теперь выяснилось, произведенная операция трансфузии крови имела благоприятный результат. 24 января был произведен анализ крови больной, давший очень благоприятные результаты: обнаружено увеличение кровяных шариков на 3 процента. Поднявшаяся у больной температура также учитывается как благоприятный симптом. Если в течение 7 дней процентное отношение гемоглобина будет хотя бы немного увеличиваться, тогда только можно будет сказать, что кризис вполне миновал». Но тогдашня медицина оказалась бессильна… Доктора совершили трагическую ошибку - умиравшей артистке влили кровь не той группы. В начале ХХ века наука ведь только догадывалась о существовании такого понятия.

Когда возможности официальной медицины были исчерпаны, поседевший от горя Василий Викторович был готов на все, лишь бы хоть как-то отсрочить неизбежное. Приглашали модного тогда тибетского целителя Бадмаева, лечившего самого Гришку Распутина… Тщетно. Не помог и специально выписанный из Лифляндии профессор Розендорф, пытавшийся впрыснуть больной новое для того времени лекарство – фосфоцид.

А. Д. Вяльцева при жизни была законодательницей моды: ее драгоценности, туалеты и прически обсуждались поклонниками, журналистами и музыкальными критиками.

Обворожительная в жизни, она позаботилась и о том как ей надлежит выглядеть после смерти. Предчувствуя скорый уход, за несколько недель до кончины артистка пригласила свою портниху обсудить фасон платья, в котором желала отправиться в последний путь.

Вечером 4 февраля 1913 года все было кончено.

С лица Анастасии Дмитриевны скульптором В.И.Демчинским была снята посмертная маска.

«…Тело покойной лежало на кровати белого клена под белым кружевным покрывалом. В ногах стоял букет белой сирени и мимозы. У изголовья – четыре подсвечника, обтянутые белым флером, и маленький складень из трех икон, который сопровождал ее во всех поездках…
Согласно последней воле, парикмахер сделал ей прическу, с которой она всегда выступала на сцене...»

Это не было обычной дамской прихотью. Фирменная прическа Вяльцевой («с напуском») наряду с шикарными туалетами и роскошными драгоценностями была частью хорошо продуманного образа.
Артист В.И.Воронов вспоминал показательный случай: «Снималась она на фотографии и выступала всегда с одной и той же прической – «с валиком». Публика привыкла и иначе не представляла себе лица своей любимицы. И вдруг, на одном концерте Вяльцева появилась с другой модной прической. Зал замер; в первый момент зритель не узнал Вяльцевой. Потом начался ясный протест против новой прически артистки: зал зашумел.

А.В.Таскин, всегдашний аккомпаниатор артистки, пытался взять несколько аккордов, но в зале поднялся невообразимый шум протеста. Вяльцева стояла виноватая и растерянная. Публика настойчиво просила ее уйти и причесаться по-прежнему… Был объявлен антракт, после которого Вяльцева вышла со своей старой прической. Публика была в восторге, и концерт прошел с огромным успехом».

Похороны сопровождались едва ли не большим ажиотажем, чем концерты примы. Петербург не знал ничего подобного ни до ни после. Толпа, следовавшая за прахом покойной, с каждым шагом нарастала и скоро представляла собою сплошную лавину на протяжении от Морской улицы до Литейного проспекта. К воротам Александро-Невской лавры подошли уже десятки тысяч человек.

Над колонной провожающих плыл венок из белых лилий и сирени, перевитый траурной лентой с надписью: «От безумно любящего мужа, навек преданного памяти безоблачной, долгой совместной жизни и убитого горем невозвратной потери своего сказочного счастья, - своей единственной, дорогой, незабвенной милой Настюше». У гроба, сменяя друг друга,  дежурили Матильда Кшесинская, Анна Павлова, артисты цыганского хора Шишкина, труппа Малого театра, столичная знать…

Через несколько дней после смерти дивы стали известны подробности ее последних распоряжений. Зная о приближающейся неминуемой смерти, все четко расписала: завещала открыть в Петербурге больницу, туда же направить и средства, оставшиеся после продажи ее недвижимости с аукциона. Она дала городу четыре года на то, чтобы было принято решение: либо организовать больницу ее имени для рожениц, либо приют для внебрачных детей. Видно, эта тема была ей близка из-за собственной незаконнорожденности. В случае если город откажется от подобной благотворительной акции, Вяльцева распорядилась продать дома и направить деньги в Санкт-Петербургский университет для учреждения стипендий крестьянским детям.

Населению Петербурга прима оставила без малого шестьсот тысяч рублей, которые так и не поступили в кассу опеки. Дума согласилась принять дар Вяльцевой, но бумаги долго двигались по разным инстанциям, а потом началась революция, и вместо больницы там открылся политический клуб для рабочих «Новая жизнь».

Так вышло, что Анастасии Вяльцевой, в отличии от многих ее коллег по сцене, не пришлось сниматься в кино. Но ее имя однажды все-таки появилось на афише синематографа - «Не пропустите премьеру сезона! Только в «Колизее» демонстрация документальной картины «Похороны Вяльцевой»!..»

Даже смерть «Несравненной» превратилась в грандиозное шоу. В 1914 году  родственники заказали скульптору Серафиму Судьбинину (учившемуся, между прочим, у самого Родена) мраморное надгробие. Из множества эскизов выбрали изображавший возвышающуюся в полный рост артистку возле креста. Через некоторое время в журнале «Рампа и жизнь» прошло известие, что памятник готов, но так как он был изготовлен в Париже, может быть привезен в Россию только после окончания войны.  Впоследствии след памятника затерялся во Франции, где Судьбинин оказался в эмиграции.

В годы Первой мировой войны вдовец «дивы» Василий Викторович Бискупский стал генералом, командовал кавалерийской дивизией и был, по выражению своего однополчанина  барона Врангеля, «лихим и отчаянно смелым офицером». В 1918 году он возглавил армию гетмана Скоропадского в Одессе, в 1919-м эмигрировал в Германию, где вновь женился. Скончался генерал летом 1945-го, в Мюнхене. Говорят, все стены его квартиры были увешаны портретами «любимой Настюши». К его офицерской судьбе мы еще вернемся в самом конце повествования, и потому прошу вас, читатель, запомнить это имя – «Василий Бискупский»**.

После смерти великой певицы ушлые импресарио попытались создать новые проекты, подаваемые зрителю, не иначе, как «новая Вяльцева». Летом 1915 года газеты писали о предстоящем концерте некой Наташи Ростовой (псевдоним Екатерины Сангуровой), которая «имеет внешнее сходство с А.Д.Вяльцевой, обладает вяльцевским тембром и исполняет весь ее репертуар». Антрепренер «старлетки» требовал, чтобы она выходила к публике в тех же нарядах, что и «Несравненная».Не помогло. Фальшивую «примадонну» освистали. Среди подражательниц попадались, безусловно, одаренные вокалистки. Скажем, Наталья Тамара или Нина Дулькевич. Но стать достойной заменой ни одна из них не смогла.
    

* В то время – Алтухово относилось к Орловской губернии.
**Здесь и далее в главе, фрагменты выделенные курсивом цитируются  по книге С.П.Кизимовой «Несравненная Анастасия Вяльцева»